Том 4. Художественные произведения 1842-1846 - Страница 84

Продолжая мои наблюдения, я открыл, что между собой нередко сумасшедшие признают друг друга. Так, например, в V палате жили восемь человек легко помешанных в большой между собою дружбе. Один из них сошел с ума на том, что он сверх своей порции имеет призвание есть по полупорции у всех товарищей, основывая (пресмешно) свои права на том, что его отец умер от объяденья, а дед опился. Он так уверил своих товарищей, что ни один из них не смел есть своей порции, не отдав ему лучшую часть, не смел украдкой съесть, боясь угрызения совести. Когда изредка кто-либо из дерзких скептиков утаивал кусок, он гордо уличал преступного, и шесть остальные готовы были оттаскать злодея; они называли его вором, стяжателем; а глава общины до того добродушно верил в свое право, что, не имея возможности съедать все набранное, с величавой важностью награждал избранных их же едою. Нельзя же отказать в esprit d’ordre этим безумным, так точно, как нельзя отказать в безумии людям, не только считающим себя здоровыми (самые бешеные собою совершенно довольны), но признаваемым за таких другими. Для убедительного доказательства присовокупляю отрывок моего журнала, предпослав оному следующую краткую диагностику безумия. Главные признаки расстройства умственных способностей состоят: α) в неправильном, но и непроизвольном сознании окружающих предметов; β) в болезненной упорности, стремящейся сохранить его хотя бы с явным вредом самому больному, и отсюда – γ) тупое и постоянное стремление к целям несущественным и упущение целей действительных.

Этого достаточно для того, чтоб убедиться в истине моих выводов.

* * *

Выписка из журнала

Субъект 29-й. Мещанка Матрена Бучкина, сложение сангвиническое, наклонность к толщине, лет тридцати, замужем.

Субъект этот находится у меня в услужении, в должности кухарки, а потому я изучал его довольно внимательно в главных психических и многих физиологических отправлениях. Alienatio mentale, не подлежащее никакому сомнению, при хороших врожденных способностях (что доказывается сохранившейся ловкостью обсчитывать при покупках и утаивать половину провизии), все умственные отправления искажены. Как женщина, Матрена живет более сердцем, нежели умом, но все ее чувства так ниспровергнуты болезненным отклонением деятельности мозга от нормального отправления, что они токмо не человеческие, но и не животные.

A) Чувство любви. – Не видать, чтоб у нее была особенная нежность к мужу, но отношения их в высшей степени замечательны и драгоценны как патологический факт. Муж ее – сапожник и живет в другом доме; он приходит к ней обыкновенно утром в воскресенье. Матрена покупает на последние деньги простого вина и печет пирог или блины; часу в десятом муж ее напивается пьян и тотчас начинает ее продолжительно и больно бить, потом он впадает в летаргический сон до понедельника; проснувшись, отправляется с страшной головной болью за свою работу, питаясь приятной надеждой через шесть дней снова отпраздновать так семейно и кротко воскресный день. Я полагаю, что у Матрены заживо выделалась кожа; это очень любопытно для изучения общих покровов. Так как она приходила всякий раз с горькими жалобами ко мне на своего мужа, я советовал ей не покупать ему вина, основываясь на том, что оно имеет на него дурное влияние. Но больная весьма оскорблялась моими советами и возражала, что она не бесчестная какая-нибудь и не нищая, чтоб своему законному мужу не поднести стакана вина – свят день до обеда, что, сверх того, она покупает вино на свои деньги, а не на мои, и что если муж ее и колотит, так все же он богом данный муж. Ответ этот, много раз повторяемый, очень замечателен: можно добраться по нем до странных законов мышления мозга, пораженного болезнию; нет ни одного слова в ее ответе, которое бы шло к моему замечанию, а при болезни мозга ей кажется, что она вполне опровергла меня. Но до какой степени и это поверхностно, доказывается тем, что стоило мне, продолжая мои наблюдения, сказать ей: «А ты зачем с ним споришь, ты бы смолчала, ведь он твой муж и глава?» – тогда больная приходила в состояние, близкое мании, и с сердцем говорила: «Он злодей мне, а не муж, я ему не дура досталась молчать, когда он несет всякий вздор!..» И тут она начинала бранить не только его, но и барыню свою, которая в истинно материнских попечениях о своих подданных сама приняла труд избрать ей мужа. Выбор пал на сапожника не случайно, а потому, что он хмелем зашибал, так барыня думала, что остепенится, женившись, – конечно, не ее вина, что она ошиблась: errare humanum est!

B) Отношение к детям любопытно до высшей степени и имеет двойной интерес. Тут я имел случай видеть, как с самого дня рождения прививают безумие. Сначала чисто механически, крепким пеленанием, причем сдавливают ossa parietalia черепа так, чтоб помешать мозговому развитию, – это с своей стороны очень действительно. Потом употребляются органические средства; они состоят преимущественно в чрезмерном развитии прожорливости и в дурном обращении с малюткой. Когда организм ребенка не изловчился еще претворять всю дрянь, которая ему давалась, от грязной соски до жирных лепешек, дитя иногда страдало; мать лечила сама и в медицинских суждениях своих далеко расходилась со всеми врачами, от Иппократа до Гуфланда; или она откачивала его так, как спасают утопленников (средство совершенно безвредное, если утопленник умер, и во всяком случае способное показать усердие присутствующих), и ребенок впадал в морскую болезнь от качки, что его действительно облегчало; или мать начинала, на известном основании гомеопатии, клин клином выбивать, кормить его селедкой, капустой; если же ребенок не выздоравливал, мать принималась его бить, толкать, дергать, приговаривая всякие грубости; если же и от этого дитя не выздоравливало, мать давала ему или настойки, или макового молока – и радовалась очевидной пользе от лекарства, когда ребенок впадал в тяжелое опьянение или в летаргический сон. В дополнение следует заметить, что Матрена на свой манер чрезвычайно любила ребенка. Любовь ее к дитяти была совершенно вроде любви к мужу: она покупала на скудные деньги свои какой-нибудь тафтицы на одеяльце и потом нещадно била ребенка за то, что он ненарочно капал на него молоко, и пр. Мне очень жаль, что я скоро расстался с Матреной и не мог доучить этот интересный субъект; к тому же я впоследствии услышал, что ее ребенок не выдержал оригинального воспитания и умер.