Том 4. Художественные произведения 1842-1846 - Страница 99

Стр. 218, строки 12–13: приобщил к ней всю девичью, отдал в солдаты лакея (восстановлено по А).

Стр. 222, строка 28: жандармов, вместо: стражей

Стр. 225, строка 32: так ругался, как сам князь, вместо: очень ругался.

Стр. 226, строки 9-11: князь этого у нас недолюбливает, т. е. не сам-то… а т. е. насчет других-то недолюбливает; он его и велел, вместо: этого у нас недолюбливают, его

Стр. 226, строки 13–14: а потом связамши приводят (восстановлено по А).

Стр. 226, строка 27: царей, вместо: султанов

Стр. 229, строки 11–14: отпускные, написанные нам, затерялись, а может, их и вовсе не было, может, он по небрежности и не успел написать их, а говорил нам так, вроде любезности, что они готовы, вместо: в них ничего не нашлось.

Стр. 229, строки 15–16: нас продали с публичного торга, и князь купил всю труппу. Он, вместо: наша труппа перешла в другие руки. Князь

Стр. 229, строка 30: князь, вместо: один из любимцев князя

Стр. 229, строки 34–37: подослал ко мне управителя, сулил отпускную на том условии, чтоб я на десять лет сделала контракт с его театром, не говоря о других обещаниях и условиях, вместо: подослал ко мне своего поверенного с разными обещаниями и условиями.

Стр. 229, строка 37: управителя, вместо: поверенного

Стр. 230, строка 15: князь, вместо: он.

Стр. 230, строка 16: вашему сиятельству? вместо: вам?

Стр. 230, строка 22: князь вместо: посетитель

Стр. 230, строки 30–31: Князь, – сказала я, – вы меня можете отослать в деревню, на поселение, вместо: Вы, – сказала я, – можете сделать мне много зла

Стр. 230, строка 31: права, вместо: блага

Стр. 230, строка 35: князь, вместо: он

Стр. 231, строки 1–2: Князь, – сказала я сухо, – что вам угодно в моей комнате в такое время? вместо: Что вам угодно в моей комнате в такое время? – сказала я сухо.

Стр. 231, строка 3: князь, вместо: он

Стр. 231, строка 8: князь (восстановлено по А).

Стр. 231, строка 13: Князь, вместо: Старик

Стр. 231, строки 17–19: Кому смеешь говорить! Я, дескать, актриса, нет, ты моя крепостная девка, а не актриса… вместо: Кому ты смеешь говорить этим языком? Ты воображаешь, что ты актриса!..

Стр. 231, строки 34–37: хуже всего этого были последние слова князя; они врезались в голову, в сердце; я не знаю, как вам сказать, антонов огонь сделался около них. Я не могла отделаться от них, забыть… С тех пор я постоянно в лихорадке, вместо: Я постоянно в лихорадке

Стр. 232, строки 26–27: вы запираете нас? вместо: запирают нас?

Стр. 232, строки 36–38 – стр. 233, строка 1: Я готов был броситься к ногам этой женщины. Как высока, как сильна, как чудно изящна казалась она мне в эту минуту признания!

Мы помолчали (восстановлено по А).

Стр. 233, строки 12–16: Одно нехорошо, и тем хуже, что это прежде мне не приходило в голову: малютка будет его, он ему скажет: «прежде всего, ты мой». А впрочем, я так слаба, так больна, что бог милостив – приберет и его (восстановлено по А).

Повесть «Сорока-воровка» говорит о неиссякаемых творческих силах и талантливости русского народа, о его стремлении к материальному и духовному раскрепощению, о присущем простому русскому человеку сознании личного достоинства и независимости. Судьба крепостной интеллигенции для Герцена неразрывно связана с судьбой всего крепостного крестьянства. Подобно «Путешествию из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева и «Дмитрию Калинину» В. Г. Белинского, «Сорока-воровка» была прежде всего посвящена обличению крепостного права в целом. Именно так оценивал ее М. Горький, когда в курсе лекций по истории русской литературы говорил: «Герцен первый в 40-х годах в своем рассказе „Сорока-воровка” смело высказался против крепостного права» (М. Горький. История русской литературы, стр. 206). В «потрясающей истории крепостной актрисы, затравленной и замученной барином» (там же, стр. 183), М. Горький справедливо увидел общую трагедию русского народа в условиях самодержавно-крепостнического строя.

В основу «Сороки-воровки» был положен эпизод, рассказанный Герцену великим русским артистом М. С. Щепкиным. Эпизод этот действительно имел место в труппе владельца крепостного театра в Орле графа С. М. Каменского – развратного самодура-крепостника под маской «просвещенного» мецената. А. Н. Плещеев писал 14 марта 1849 г. Ф. М. Достоевскому, что у Щепкина «слезы блистали на глазах, когда он говорил о свиданьи своем с этой актрисой, которой он мне и имя назвал, так же как и имена прочих лиц этой повести» («Дело петрашевцев», т. III, М.-Л., 1951, стр. 288). Крепостнические нравы, существовавшие в театре Каменского, впоследствии были описаны также в повести Н. С. Лескова «Тупейный художник» (1883).

Князь жестоко расправляется с актрисой, потрясающей зрителей своей игрой, только за то, что она, крепостная раба, осмелилась протестовать против надругательства над ее достоинством женщины, над элементарными человеческими правами. Так раскрывается в повести подлинное значение упоминания в эпиграфе о «хозяине, ласковом душою».

Либеральная критика 40-х годов пыталась замолчать обличительный пафос повести Герцена. В «Заметках о русской литературе прошлого года», опубликованных в январской книжке «Современника» за 1849 г., П. В. Анненков истолковал «Сороку-воровку» как произведение, в котором «все резкое и угловатое» «осторожно обойдено». «…С каким уважением к эстетическому чувству читателя, – писал он, – рассказано происшествие, которое под другим пером легко могло оскорбить его». Либерал и критик-эстет Анненков стремился ослабить те выводы, которые, несмотря на цензурные искажения, напрашивались читателю повести.